Джоан оторвала лоскут от рукава своего платья и нежно отерла кровь с лица Риза. Он дернулся и поморщился, и другие раны отозвались болью.
От этих ударов в конюшне невозможно было укрыться. Прижатый к стене двумя мужчинами, он мог защищаться лишь своей яростью и силой.
– Ты тяжело ранен.
– Я рассержен, но не так уж изранен. Я буду жить.
Да, он будет жить еще день-два. Он нужен Ги живым, чтобы тот без излишней спешки смог заставить каменщика заплатить за нанесенное ему оскорбление. Ведь этот простолюдин украл у него то, что он считал своей собственностью.
Сквозь отверстия, проделанные высоко в стене каменной кельи, проникал тусклый свет. Они находились не в главной башне. Ги бросил их в яму, вырытую у основания внутренней стены замка.
Риз осторожно сменил положение, упершись рукой о каменную стену, возле которой они сидели. Она чувствовала его боль, словно та терзала ее собственное тело.
– Он не знает, почему мы здесь, – сказал он. – Мортимер мог бы почувствовать неладное, но не Ги. Он просто спрятал нас здесь, чтобы его хозяин не узнал о тебе.
– Может быть, он и не знает, почему мы здесь, но ты в его руках.
– Не пройдет и дня, как все будет кончено. Сегодня ночью Эдуард должен прибыть в Ноттингем, и с рассветом он приступит к осуществлению своего плана свержения Мортимера, а вместе со своим хозяином падет и Ги. Всего один день. Джоан, не сходи с ума.
Как она могла не сходить с ума, когда человек, которого она любит, сидел рядом с ней избитый до полусмерти? Те удары наносили с особым зверством и методичностью, и, к сожалению, они не были последними.
– Мне кажется, по-своему он тебя даже любит. Настолько, что рискует вызвать неудовольствие Мортимера, а для такого, как Ги, это немаловажно.
– Что бы он ни чувствовал по отношению ко мне – это ненормальное чувство.
– Согласен, с нашей точки зрения ненормальное. Это не просто вожделение – он чувствует исходящую от тебя силу и поэтому, заставляя тебя подчиниться, получает особое наслаждение, как будто он победил сильного противника. Я не догадывался об этом раньше, понял только сейчас. Избивая меня, он на самом деле целился в тебя, прекрасно понимая, что от его побоев ты страдала бы меньше, чем от боли за меня.
Ее заставляли смотреть. Она содрогнулась, вспомнив об этом. Она бы с радостью поменялась местами с Ризом. Физическую боль снести было бы гораздо легче, чем ту пытку, которой ее подвергли: смотреть, как зверски избивают Риза, не имея возможности ему помочь.
Он взял ее руку и нежно прижался к ней распухшими губами.
– Ты не согласишься вступить с ним в сделку даже ради меня. Ты не пойдешь к нему.
То, что Риз догадался о требовании Ги, разбило ей сердце.
– Я думала, ты тогда был без сознания и не слышал, что говорил Ги. Его слова предназначались только для моих ушей.
– Я ничего не слышал, но я вижу насквозь этого человека. Если бы он просто хотел отомстить за твой удар ножом, мы оба уже были бы мертвы. Если бы он хотел взять тебя силой, он сделал бы это прямо там, в конюшне, или отнес бы тебя в свою постель в замке. Человек попроще так бы и поступил, но он совсем не прост, не так ли? Он и прежде так не поступал и сейчас не станет, и не важно, что ты едва не убила его. Ему по-прежнему нужна иллюзия того, что ты это делаешь добровольно. Ему нравится делать вид, что между вами существует нечто большее, чем принуждение.
Она почувствовала приступ тошноты от давних воспоминаний, доказывавших, что это правда. Заботливый и великодушный Ги… Ги, ухаживающий за ней, словно они любовники… Его настойчивые ласки унижали ее сильнее, чем насилие. Защищаясь, ее тело научилось ничего не чувствовать.
Вместе с Ризом она смогла забыть об этом и в конце концов разбила стену, которая оберегала ее от унижения.
– Ты не пойдешь к нему. Что бы со мной ни случилось – ты не пойдешь.
– Последний мужчина, который отдал мне такой же приказ, погиб от меча Ги. Ни за что. Просто следующим призом за мою покорность он сделал моего брата.
– Теперь твой брат в безопасности. Сделай то, что ты должна сделать ради своего спасения, но не позволяй ему использовать меня, чтобы сломить твою волю. Не отказывай мне в чести, которую ты оказала тому последнему мужчине.
Слабый свет исчез с приходом ночи. Они замолчали, и Джоан надеялась, что он заснул. Она не могла обнять его из-за ран, но пыталась объять его своей любовью, и ее рука покоилась в его руке.
Она молила, чтобы Ги забыл о них, умоляла всех святых заставить Мортимера потребовать присутствия при нем его лучшего воина. По мере того как шло время и дыхание Риза становилось все ровнее и глубже, она разрешила себе надеяться, что пыток больше не будет.
Но этим ее надеждам не суждено было сбыться. В предрассветный час камни вздрогнули от тихого эха, и призраки приближающихся шагов вторглись в их хрупкий мир. Она стиснула зубы и в темноте бросила взгляд на дверь.
Ключ резко заскрежетал в замке. Она с трудом подавила мольбу о пощаде, которая чуть не вырвалась из ее груди.
Рука, державшая ее руку, сжалась.
– Ты не пойдешь к нему.
Приступ острой боли вывел Риза из спасительного забытья. Красные вспышки испещрили темноту. Боль. Она заставила быстро прийти в себя, и тело инстинктивно согнулось пополам, чтобы защититься. Но от этого стало только хуже, и он резко открыл глаза, чтобы увидеть черную пустому, которая должно была стать дном бездны.
Вновь с трудом приходя в сознание, он не чувствовал ничего, кроме боли. Риз заставил себя пошевелиться, проверяя, слушается ли его тело. Убедившись, что цел, он откинулся на спину и попытался подтянуться.