Зародившиеся вчера вечером чувства не развеялись, подобно утреннему туману. При дневном свете, убаюкиваемые дуновением прохладного ветерка, они, казалось, дремали, но все время напоминали о себе. Его близость волновала Джоан. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда он подошел и как ни в чем не бывало принялся распутывать ее волосы.
Джоан налила ему эля.
– Что это будет за святая?
– Урсула. Это для приходской церкви. Я пообещал сделать ее, если они купят камень, – он улыбнулся, и на его лице появились лучики морщинок. – Священник сказал, что отблагодарит меня, выдав индульгенцию.
– Как я и думала, деньгами здесь и не пахнет. Он рассмеялся.
– Конечно, нет, церковь не расплачивается деньгами.
– Наверное, большая индульгенция.
– Огромная. За эту статую и проявленную мною вчера вечером добродетельность я обязательно попаду прямо в рай.
Она сделала вид, что не заметила упоминания о вчерашнем вечере, хотя в глубине души знала, что он не старается казаться добрым самаритянином.
– Тяжелая работа. По сравнению с ней мои статуэтки – детская забава.
– Они просто другие. Слепить их ничуть не легче, просто у меня плохо получаются работы из глины. Взгляни-ка.
Он подошел к ящику у стены и достал маленький высохший кусок глины. Это был очень грубо выполненный макет статуи святой.
– Мне нужны большие объемы. Все остальное я держу в голове, вот и все. Но я не умею лепить маленькие статуэтки.
– А я не могу себе представить, как можно создавать статуи, откалывая куски камня, ведь их не прилепишь обратно. Что, если ты ошибешься?
– Мы, каменщики, стараемся не допускать ошибок. – Он пододвинул к ней головку сыра. – Ешь.
Риз опять попытался привести в порядок ее прическу, словно гребнем, пальцами расчесывая ее волосы. Джоан казалось, что, прикасаясь к волосам, он мысленно ласкает всю ее; и это ощущение с каждым мгновением все усиливалось. Он вел себя так, будто все, что произошло с ними, давало ему право на такую бесцеремонность.
Она должна уйти. Немедленно. Ее внутренний голос приказывал ей сделать это сию же минуту, но какие-то непонятные причины удерживали ее от этого шага.
Сыр был таким вкусным и жирным, а ее желудок все еще побаливал от голода. Джоан едва сдерживалась, чтобы не проглотить весь кусок целиком.
– Съешь все, – ласково приказал Риз.
– Ты хочешь, чтобы я растолстела?
– Я думаю, что, если позволю тебе взять еду с собой, ты непременно отдашь ее брату, а это, в конце концов, повредит твоему здоровью. Скоро я отправлюсь в таверну и принесу мяса. Просто уверен, что обычно ты все отдаешь брату.
– Я начинаю чувствовать себя бродячей собакой, которую ты пригрел – ванна, пища, ухаживания. А если ты накормишь меня еще и мясом, то это платье станет мне как раз впору еще до того, как я уйду. Откуда оно у тебя? Ты ходил по улицам, выпрашивая для меня милостыню?
– Неподалеку живет моя знакомая, держит трактир рядом с моим домом. У нее очень доброе сердце. Сегодня утром, пока ты спала, я сходил к ней. Она была рада оказать мне эту услугу. – Он посмотрел на платье, сползавшее с плеч Джоан. – Я догадывался, что платья окажутся слишком большими, ведь Мойра более…
– Женственна?
– Ты тоже женственна, Джоан. Она более… пышная, природа щедро одарила ее. – Он прикоснулся к волосам Джоан чуть повыше, поближе к коже.
Девушка взяла остальные платья, лежавшие на столе.
– Она щедра в своем великодушии? Вы любовники? Это рассмешило Риза.
– Если бы мы были любовниками, она вряд ли дала бы мне платья для женщины, которая только что спала в моей постели.
Она могла бы и сама догадаться, но если бы она не задала этот вопрос, то у обоих от разговора остался бы неприятный осадок.
– Просто старая знакомая, – продолжал он. – Ее муж лорд и незамедлительно убил бы меня, если бы я претендовал на что-то большее.
Ее муж лорд. Непринужденность беседы развеялась как дым, прохладный ветерок сразу показался холодным. Этого-то она и боялась. Даже его благие намерения и добрые поступки могли обернуться для нее бедой.
– Нет. Я никак не могу взять эти платья. Перед тем как уйти, я надену свою старую одежду, а платья ты вернешь своей доброй старой знакомой.
– Я не могу их вернуть: она воспримет это как оскорбление. Мне они тоже не нужны, так что ты совершенно спокойно можешь их взять.
– Я не нуждаюсь в ее милосердии, как, впрочем, и в твоем. Риз усмехнулся и, оставив в покое волосы, взглянул ей прямо в глаза.
– Милосердие предполагает бескорыстие, Джоан. Мойра руководствовалась именно такими соображениями, но мы оба знаем, что ко мне это не относится.
Его уверенность и откровенность испугали ее больше, чем ожидаемое ею вероломство. Видимо, у него был богатый жизненный опыт, и для достижения своих целей наряду с грубостью и хитростью он использовал и шокирующую откровенность. В таких случаях Джоан всегда помогал гнев.
Ну что ж, надо отдать Ризу должное: он честно предупредил ее о своих намерениях. Девушка встала.
– Мне нужно идти. День уже в самом разгаре, а я все еще сижу здесь.
Его пальцы сомкнулись на ее запястье.
– Тебе не следует убегать: ты не кролик, а я не удав.
Она многозначительно посмотрела на руку, которая все еще удерживала ее.
– Неужели?
– Я упомянул о том, в чем мы еще и сами толком не разобрались. Но это касается только меня.
– Ты, похоже, достаточно самоуверенный человек.
– Достаточно самоуверенный. Хотя, скорее, опытный, потому что знаю, когда я теряю время, а когда нет. Сядь. Близится вечер, а ты все еще не привела себя в порядок. Мастерская плиточника никуда не денется, она и завтра будет стоять на том же месте, что и сегодня.