По воле судьбы - Страница 3


К оглавлению

3

– Но Мортимер игнорирует Совет, он ставит себя выше молодого короля. Его нужно поставить на место.

– Тогда это дело короля Эдуарда.

– Он еще ребенок…

– Ему восемнадцать лет!

Джон побагровел до корней своих коротких светлых волос.

– Они купили тебя, присвоили тебе статус мастера и разрешили поучаствовать в постройке нескольких зданий, и ты, словно собака, которой бросили кость, забыл о своих старых клятвах и преданно лижешь сапоги нового хозяина!

Риз с трудом сдержался, чтобы не вцепиться в мясистую шею Джона.

– Ничего я не забыл. Я рисковал гораздо большим, чем ты, клирик, участвуя в восстании, и все только для того, чтобы увидеть, как глупого короля сменит не менее глупая королева и ее ненасытный любовник; только для того, чтобы убедиться, что единство знати не стоит и ломаного гроша и превращается в прах, как только каждый из этих расфуфыренных лордов бросается извлекать выгоду из произошедших перемен. Если ты хочешь знать, кого на самом деле купили, взгляни на замки этого королевства.

Риз с трудом подавил гнев и снова посмотрел на противоположную сторону площади.

– Я устал от этого, Джон. Я выхожу из игры и хочу заниматься только своим ремеслом. Если королева хочет, чтобы я перестроил ее загородный замок, я с удовольствием займусь этим.

Понизив голос, Джон начал умасливать Риза, но тот не слушал. Его внимание привлекло волнение на рыночной площади.

В одно и то же время из разных переулков, примыкавших к площади, вышли две группы молодых людей. Первая, состоявшая из оруженосцев в одеждах цветов их феодалов. Они вели себя с надменностью богатых юнцов, ожидавших, что весь мир с почтением склонится к их ногам; молодежь из другой группы, вернее, шайки наводнивших город бродяг всех мастей, демонстрировала угрюмую злобу людей, которым нечего терять.

Толпа непроизвольно расступалась, стараясь держаться подальше от обеих групп, пути которых волею судеб пересекались как раз в центре площади. Чувствовалось, что никто не собирается уступать дорогу.

И вот они встретились, стояли лицом к лицу и обменивались ехидными замечаниями, затем послышались оскорбления. Восемь богачей презрительно рассмеялись. Семь бедняков бросили в ответ несколько острых шуточек.

Риз пропускал мимо ушей увещевания Джона и потягивал свой эль. Толпа на площади расступилась, очищая место для представления: явно назревала драка. Людей будоражила возможность разогнать послеобеденную скуку зрелищем, которое можно будет обсуждать в течение нескольких дней. Для того и существуют рынки.

Риз мысленно поставил на городских оборванцев, хотя они уступали в численности своим соперникам. Это ведь будет уличная драка, а не турнир в доспехах, кроме того, в такой ситуации, как правило, принимаешь сторону тех, к кому принадлежишь сам.


– Сколько?

Джоан с сомнением посмотрела на человека, любовавшегося ее статуэткой Святой Катерины. Тощий и бледный, с кроличьим лицом, но в роскошной шляпе, – он выглядел достаточно богатым, чтобы покупать такие вещицы.

Джоан дала ему возможность подольше полюбоваться статуэткой, сама при этом пытаясь сдержать охватившее ее волнение. Подумать только! Она может сегодня продать все три статуэтки.

Кажется, ему действительно понравилась глиняная фигурка.

– Шиллинг.

Он бросил на нее удивленный взгляд.

– Чтобы сделать ее, понадобилась целая неделя, вы же видите, она обожжена в печи. Вы не найдете ничего лучше, – затараторила Джоан, тут же пожалев об этом.

Конечно же, тот каменщик просто заигрывал с ней, надеясь получить нечто большее за свою монету. А она, почти поверив его словам о цене ее поделок может потерять этого покупателя.

– Шиллинг? – задумчиво протянул «кролик». – Твой муж дорого берет за свое ремесло.

– Это мое ремесло.

Он тотчас взглянул на статуэтку другими глазами. Теперь он, наверное, воображал, что найдет массу изъянов в изделии, изготовленном женщиной.

Такое случалось часто. Джоан могла бы придумать себе мужа-ремесленника и подыгрывать покупателям, но гордость не позволяла ей поступить подобным образом. Эти статуэтки были делом ее рук. Она сама придумывала и вылепливала их.

– Пять пенсов, – предложил покупатель.

Именно такую сумму она выручила за статуэтку Девы Марии. Ей бы радоваться и этому, но внезапно презрение этого человека к плодам ее труда сделало ее упрямой.

– Шиллинг. Она стоит гораздо дороже, и на меньшее я не согласна.

Джоан пожалела о своих словах в ту же секунду, как они сорвались с ее губ. Но вторая, непокорная ее половина решила, что этот мужчина не заслуживает фигурки Святой Катерины и лучше разбить ее вдребезги, чем отдать за пять пенсов.

Как ни странно, «кролик» не ушел. Джоан удивилась еще больше, когда его рука потянулась за кошельком. На ее сундук упал шиллинг, а он повернулся и зашагал прочь. Если бы он бросил всего пять пенсов, она схватила бы их так же быстро. По правде говоря, в своем теперешнем положении Джоан не могла позволить себе такой роскоши как гордость.

Она засунула шиллинг за корсаж, поближе к сердцу, и он присоединился к влажной тяжести остальных спрятанных там монет – почти три шиллинга за сегодняшний день, целое состояние, а все благодаря тому высокому каменщику.

Она вспомнила его проницательный взгляд, удовлетворение, с которым он разглядывал ее чашку, да и ее саму. Пожалуй, впервые она не возражала против этого, несмотря на его устрашающий рост. Он смотрел на нее не с вожделением, его голубые глаза говорили об интересе к ней как женщине, а не о неприкрытой похоти, которую она так хорошо научилась читать во взглядах якобы интересующихся ее товаром мужчин.

3